Когда в трубке послышались гудки, а затем оператор отеля ответил и попросил подождать, пока сможет обслужить ее линию, она глубоко вздохнула, продолжая наблюдать за дверью через позолоченное зеркало над столом, и обнаружила, что ее мысли унеслись к Марку. Она сразу же запретила себе думать о нем, чувствуя смущение, боль и чрезвычайное разочарование, засовывая телефонную книгу обратно в ящик.

Действительно ли она хотела знать? Ну конечно же! Она пообещала себе: никаких женатых мужчин, переехала, чтобы самой выйти замуж, и для них вход должен быть строго воспрещен, без лишних слов. Они были только потерей времени, потерей энергии и слишком уж часто причиной сердечных волнений. Несмотря на это, она будет круглой дурой, если потратит зря этот вечер. Пейдж предвкушала его так долго и возлагала на него так много надежд. Если Стен Паркер женат, то она его использует, причем именно так, как он планировал использовать ее. Она сделает вид, что ничего не произошло, и пойдет с ним на вечер, но она просто-напросто может уйти с кем-нибудь еще: «Спасибо за приглашение, дорогой, это было шикарно». Он услышит это вместо того, чтобы сказать самому: «Спасибо за славный секс»…

– Добрый вечер, отель «Беверли Хиллз».

Оператор наконец подключился к ее линии.

– Да, номер мистера Паркера, пожалуйста. Стен Паркер, – попросила Пейдж, нервно выстукивая дробь по столу одним из карандашей с фирменной гравировкой отеля, собираясь с духом.

Это была игра в рулетку. Маленький серебряный шарик начал крутиться, и она ждала, когда он остановится. Черное означало, что Стен Паркер там не зарегистрирован, красное – она услышит в трубке гудки.

«Вот ведь дерьмо!» – негодующе подумала она, когда действительно их услышала и ее счастье повернуло на красное.

Один гудок, два… На восьмом гудке Пейдж услышала, как Стен зовет ее по имени. Она слишком была настроена на то, чтобы услышать его голос в трубке, поэтому не сразу поняла, что голос раздался не из телефона, а что Стен Паркер собственной персоной на самом деле поворачивает ключ в замке двери.

– Привет, красавица. Пейдж, дорогая…

Мгновенно реагируя на нудные гудки в трубке, продолжавшиеся на заднем плане как дурные вести, и в то же время на голос за дверью, она положила трубку на место буквально на мгновение раньше, чем он появился в номере, – обезоруживающе красивый, в безукоризненно сшитом смокинге.

ГЛАВА 15

Биржевой маклер Ден Салливан, с прической «Майами Вайс», был таким же скучным, как и в первый раз. Но другой сосед за обеденным столом, Джек Уэллс, был совершенно другим.

Он был аномалией в однородной толпе прилизанных, озабоченных карьерой гостей, сидящих вокруг большого прямоугольного обеденного стола. Тринадцать человек (нечетное число из-за добавления в последнюю минуту Ричарда Беннеттона), все аккуратно одетые, небрежно болтающие среди мерцающих свечей. Тори сидела прямо напротив Сьюзен, между Ричардом Беннеттоном, который не отрывал глаз от Тори, и мужем одной из подруг Кит, которого Сьюзен помнила со дня свадьбы. Сьюзен с интересом подметила, что все подруги Кит имели специальность. Джейн Типлтон – фотожурналистка, работала в «Ньюсуике», Лесли Кравиц – педиатр и Бренда Лоук – литературный агент.

Сьюзен и Тори были среди них единственными незамужними женщинами. И трое из шести женщин беременны: Кит, Джейн Типлтон и Лесли Кравиц.

«Знак зрелости», – подумала Сьюзен, глядя на свой плоский живот и пытаясь представить себя беременной.

Лесли и Кит были беременны первым ребенком. А Джейн – вторым.

Джейн и ее муж Ланс Типлтон в основном говорили о детских проблемах, выдавая ворох сведений: где пройти дородовую подготовку, какие врачи известны, как «легки на руку», какие существуют «за» и «против» кормления грудью – портит или не портит оно грудь матери и нужна ли послеродовая реконструкция груди, – где найти уникальную детскую мебель, самые лучшие, разработанные по науке развивающие игрушки и аппараты, уменьшенные копии «феррари» для годовалых детей, и, в конце концов, делясь информацией о кормилицах. Джейн собрала обширный список частных кормилиц, их номера телефонов, их физиологические данные и сказала Кит и Лесли, чтобы их секретари позвонили ее секретарю и переписали эти сведения.

Иметь детей в аристократическом Лос-Анджелесе, конечно же, совсем не одно и то же, что иметь детей в Стоктоне. Сьюзен через стол посмотрела на Тори, задавая себе вопрос, слышала ли та когда-нибудь что-нибудь подобное, потому что сама Сьюзен, конечно же, ничего похожего не слышала. Реконструкция груди, кормилица, живущая при ребенке, «феррари» для отца и сына, итальянские детские кроватки… Она пыталась вычислить, сколько стоит завести ребенка в Беверли Хиллз. Нет сомнений, что как только съедет кормилица, живущая при ребенке, должна появиться няня, чтобы занять освободившееся место.

Взгляд Тори поймать было невозможно. Она и Ричард были выключены из общего разговора. Они тихо беседовали, улыбаясь друг другу.

«Счастливица», – подумала Сьюзен, радуясь за Тори.

Сьюзен нравился Ричард. Возможно, он испорчен, но это не его вина. Он очарователен и явно сосредоточен на ухаживаниях за Тори, которая, так показалось Сьюзен, скептически относилась к его знакам внимания. Почему бы ему не увлечься ею? Тори была практичной, умной, но не афишировала это, красивая, но не слишком подчеркивала это, всегда немного погруженная в себя. Она не была от Ричарда без ума, к чему он, возможно, не привык. Да еще этот ее южный акцент… Его гипнотическое воздействие Сьюзен могла наблюдать на красивом лице Ричарда.

Джек Уэллс проследил за взглядом Сьюзен и улыбнулся ей. Эта тайная связь соединила и отметила их обоих, отделив от всех остальных, сидящих за столом. Он, как бы прочитав ее мысли, заключил, что она не такая, как все, и своим взглядом сообщил ей, что он тоже другой и доволен этим. Она была уверена, что он видел ее насквозь через легкое шелковое платье, бронзовый кожаный жакет Пейдж и туфли. Он, возможно, заметил ее беспокойство, как бы не пролить на себя соевый соус, когда в гостиной им подавали японские закуски, и, возможно, уловил, какое впечатление на нее произвела крупная красная икра. Кит и Джордж наняли для обслуживания обеда персонал из японского ресторана, и национальный стиль был выдержан до последнего штриха: вплоть до тарелок, украшенных драконами, тихой звякающей музыки, лирической композиции из цветов, красочных бумажных фонарей и экстравагантных палочек для еды из слоновой кости; хорошо еще, что Кит не потребовала от гостей есть, сидя на полу. Возможно, потому что половина приглашенных женщин были беременны.

Сьюзен и Джек весь вечер почти не разговаривали друг с другом, за исключением обмена несколькими любезностями.

– О, так вы практикуете право?..

– О, так вы производите серфинги?..

– Не правда ли, этот балык великолепен?

– Чудесный дом!

Но постепенно у нее начало складываться об Уэллсе определенное мнение. Поперек левой скулы у него был шрам. Будь это кто либо другой из гостей, она бы предположила, что шрам – результат автомобильной аварии или следствие неудачного горнолыжного спуска, в общем травма, полученная в одном из элитных видов спорта. Но подобный след на лице Джека Уэллса создавал ощущение чего-то хулиганского, грубой и беспорядочной драки на улице, острого лезвия ножа. Как и у Сьюзен, его экстравагантный калифорнийский вид был просто камуфляжем, необходимым, чтобы при желании слиться с окружающей средой, до тех пор, пока не появлялся другой, такой же чужой, способный почувствовать разницу. Она видела это в его грустных карих глазах, в том, как он осматривался вокруг, оценивая и впитывая все окружающее так, будто в любой момент мог стать невидимым. Хотя он не был привлекательным, но ее притягивала печать богатого и непростого жизненного опыта. Джек был язвительным, лишенным иллюзий человеком. Никаких «серебряных ложек во рту» или частных школ. Тип отчаянного американца. Это проявлялось в его осторожных повадках, широко поставленных, чуть прикрытых веками глазах, за которыми, казалось, пряталось что-то необузданное. Он производил впечатление хладнокровного человека. И Сьюзен ему улыбнулась.