Что уж интересного и приносящего удовлетворение во вкалывании до упаду, в должности адвоката, в засыпании над скучными и длинными документами? Вообще-то, Пейдж была права. Как прекрасно позволить кому-то другому делать всю работу, а самой просто наслаждаться жизнью, развлекаться и ни в чем не нуждаться. Жену Кригла едва ли можно было обвинить в том, что она ничего не делает. Она развернула бурную деятельность в Музее современного искусства, поддерживая начинающих художников. Она сама была талантливым керамистом. И всегда выглядела идеально, имела возможность летать в Европу покупать последние коллекции модельеров, у нее было время, чтобы овладеть языками тех стран, по которым она путешествовала, время читать «Лoc-Анджелес Таймс» и «Нью-Йорк Таймс» от корки до корки, быть в курсе всех событий и успевать читать новые книги. У нее было время справиться с семнадцатью впечатляющими препятствиями на площадке для игры в гольф, кататься на лыжах и играть в теннис, принимать участие в увлекательных мероприятиях и растить двоих обожаемых детей.

А у Сьюзен была карьера. Это все. Это, да еще глаза, воспаленные от изнурительной ночной работы.

За то короткое время, которое понадобилось Сьюзен, чтобы добраться домой, принять душ, одеться и проглотить завтрак, солнце исчезло за густыми, быстро двигавшимися свинцовыми тучами, готовыми каждую секунду разразиться ливнем.

Вылетев за дверь, она столкнулась с Марком, который как раз приехал на своем мотоцикле в видавшем виде шлеме на великолепной голове с золотыми кудрями, выбивавшимися из под шлема. Он поцеловал ее в мимолетном приветствии, как будто забыл о том, что разбил ее сердце.

– Ты выглядишь фантастически, – сказал он, хватая ее за руку и задерживая на мгновение, преодолевая ее сопротивление.

«Тогда почему ты гуляешь с моей подругой, а не со мной?» – хотела она огрызнуться, но вместо этого улыбнулась и беззаботно его поблагодарила, в душе благодаря того, кто выдумал макияж, скрывший, к счастью, бессонную ночь.

На ней был легкий белоснежный костюм – копия модели этого года от Шанель, по крайней мере, так утверждала продавщица. Ее портфель добавлял как раз недостающий штрих, придавая чувство уверенности.

– Мы с Пейдж сегодня вечером идем в кино. Хочешь к нам присоединиться? – спросил он, провожая ее до машины и открывая дверцу.

– Спасибо. Но, возможно, мне придется сегодня работать допоздна, – ответила она, залезая в машину.

– Ты так никогда не поймаешь подходящего миллионера, если будешь продолжать работать по вечерам, – подколол он ее, их глаза встретились через две пары очков.

Его голубые глаза заставили ее подумать о голубоглазых, но дальнозорких детях, которые могли бы у них быть.

– Возможно, что я как раз сейчас отправляюсь на встречу с одним из них, – отрезала она и тут же пожалела о своей резкости.

Марк, как всегда милый, закрыл за ней дверцу, подобрав ее юбку так, чтобы не прищемить. Она знала, что будет весь день помнить ощущение его руки, скользнувшей вдоль ее бедра и коснувшейся колена.

Даже несмотря на то, что он, возможно, как раз сейчас поднимается по лестнице, чтобы развлекаться с Пейдж. Черт бы их всех побрал. Особенно Пейдж.

Всего час спустя она подъезжала к «Сити оф Коммерс» во взятой напрокат «тойоте». Стеклоочистители с подогревом едва справлялись с потоками дождя.

Проинструктированная Криглом по поводу ее задания, Сьюзен чувствовала некоторую нервозность, возбуждение и удовольствие одновременно. Как выяснилось, она ехала на встречу с одним из тех подходящих миллионеров, по поводу которого и проехался Марк, хотя шансы на то, чтобы его поймать, были невелики.

Ее целью была фабрика, которая производила из стеклопластика контейнеры для гидропоники, катамараны, виндсерферы, доски для серфинга и прогулочные лодки. Ее клиентом и владельцем фабрики, как выяснилось, был никто иной, как друг Джорджа и Кит, сосед Сьюзен за недавним застольем в их доме, «крыса», который так и не попросил у нее номер телефона и не позвонил. Ей было интересно, как он отреагирует, когда увидит ее. Господи, Лос Анджелес превращался в такой же маленький городишко, как Стоктон.

По словам Кригла, на фабрике Джека Уэллса происходили серьезные волнения. Всего пару месяцев назад рабочие Джека проголосовали за то, чтобы ввести тимстерские профсоюзы, выдвинув претензии по поводу небезопасных условий труда, пристрастного отношения, отсутствия медицинского страхования, низкой оплаты, и теперь администрация вела судорожные переговоры с разгоряченными профсоюзами, а рабочие начали забастовку, потому что администрация и профсоюзы не могли прийти к соглашению.

Напряженность нарастала с каждым днем, потому что грузовики со штрейкбрехерами продолжали пересекать пикеты, возбуждая все большую ярость забастовщиков и накаляя обстановку, которая явно выходила из-под контроля.

Неудивительно, что позиция Джека в отношении профсоюзов была такой непреклонной. Возможно, поэтому он пренебрег ею, вяло предположила она, осознавая на чьей стороне на самом деле ее симпатии.

Все личные переживания по поводу Джека Уэллса и Марка вылетели у Сьюзен из головы в тот момент, когда она подъехала к фабрике. Она поняла, что попала почти в военную зону. Настоящий кромешный ад, с криками и воплями, с булыжниками пролетариата. Шумная толпа разъяренных забастовщиков разломала контейнер с досками для серфинга, перевернув при этом грузовик, другие в это время били бутылки на дороге, уже засыпанной слоем острых осколков, чтобы преградить путь бронированным грузовикам, привозившим штрейкбрехеров.

Сьюзен как раз решила развернуться и убраться отсюда к черту, думая, что никогда не сможет пробраться через этот бедлам в здание невредимой, когда неожиданно один из бронированных грузовиков выскочил сзади на скорости около сорока миль в час и заставил ее отклониться в сторону. В результате она, чуть не врезавшись в толпу пикетчиков, с грохотом наскочила на один из мусорных ящиков, в котором вспыхнул огонь.

Огонь привел ее в ужас, и она попыталась выбраться из машины, но не смогла. Дверь оказалась заперта, и Сьюзен не могла сообразить, как ее открыть. Где находилась кнопка или защелка в этой чертовой машине? Люди стучали ей в окна; кто-то разбил окно со стороны пассажира, чтобы открыть дверь; подтащили шланг, из которого лилась вода; ее жизнь была в опасности, а она никак не могла справиться с замком ремня безопасности. Шум был почти таким же пугающим, как и языки пламени, начавшие лизать ее машину спереди. Ей было трудно дышать, хотя она не могла сказать точно – из-за дыма или из-за паники, вызванной мыслью о приближающейся катастрофе и страхом, что машина сейчас взорвется.

Она вспомнила, как думала о том, что ей необходим белый флаг, чтобы благополучно выбраться отсюда. Вспомнила, как беспокоилась о бумагах в своем портфеле и о письме от матери, полученном утром, которое еще не успела прочитать, а потом все исчезло, и она уже ничего не помнила.

– Чувствуете себя лучше?

Сьюзен сидела в простом фабричном кабинете, не намного больше ее собственного, выглядевшем небрежно благодаря старомодному серийному конторскому столу и скучным стенам, завешанным фотографиями и рекламными плакатами разнообразной продукции, которую производила компания Джека Уэллса. Окна были обращены во внутренний двор фабрики, где шум, видимо, был совершенно оглушительный, потому что на головах рабочих красовались специальные наушники.

Сам Джек Уэллс сидел рядом со Сьюзен, прикладывая полотенце со льдом к ее лбу. Она попыталась унять дрожь в руках, неуверенно держа пластиковую чашку, заполненную водой, кивнула и смущенно улыбнулась.

– Я в порядке. Мне немного неловко, но я в порядке.

Он убрал импровизированный пузырь со льдом и положил его на стол.

– Неловко? Почему вам неловко? Эти ребята – маньяки. Я не могу поверить, что ваша фирма послала сюда именно вас, особенно после всего того, что происходило здесь на прошлой неделе…